6. НАСТОЯЩИЙ СВЕТ, НАСТОЯЩИЙ ВЗГЛЯД…

Я лежал, накрытый одеялом, и ничего у меня не болело. Это потому, что ничего страшного и не случилось. Я просто уснул рядом с Солнечным котенком, и мы еще не тренировались с Лэном, и не было вылета, и не было…

Но ведь было. Было! Было!

Я вскрикнул, вспоминая случившийся ужас. И чья-то рука легла мне на лицо.

— Тихо, мальчик, тихо… Не кричи. И не плачь, если сможешь.

— Где я?

— У меня. — Голос был незнакомым, и его владелец сражу же поправился:

— У Герта, у старого Герта. Ты не слышал про меня?

Я покачал головой.

— Ничего, это ничего, мальчик… Ты хочешь есть? Ты ведь недавно с вылета…

Но есть я не хотел.

— А пить?

Герт напоил меня чем-то, я даже не понял, что пил. Потом снова погладил по щеке.

— А где Лэн?

— Ушел к себе… к вам домой. Тебе лучше пока побыть у меня, мальчик. День, другой…

— Скажите, вокруг темно? — с глупой надеждой спросил я.

— Нет, — после короткой паузы ответил Герт. — У тебя глаза плотно закрыты.

— А если я их открою?

— Не надо, мальчик. Я наложил мазь, но если ты откроешь глаза, то боль вернется.

— Это навсегда? — спросил я.

Герт молчал.

— Что теперь со мной будет?

— Если ты не сможешь летать, тебя лишат еды.

Я засмеялся. Летать? Конечно, какая мелочь! Меня ослепили, но пока оставили среди Крылатых. Провинился не я, а мои глаза. Но меня бросят подыхать с голода. Разве что Лэн и сердобольные взрослые будут меня иногда подкармливать…

— Не плачь, — повторял Герт, вытирая с моих щек слезы. — Ты размываешь мазь, а у меня ее мало. Без нее вернется боль.

Пусть вернется… Пусть… Я поднял руку, но так и не смог коснуться своих плотно сжатых век. И в этот момент хлопнула дверь и послышались шаги.

Вот что мне теперь осталось — звуки. Навсегда. Только шорохи шагов и сочувственные голоса.

— Как ты, Старший? — тихо спросил Лэн.

Судя по звуку, он был рядом с кроватью, на которой я лежал. Я нашел на ощупь его руку и вцепился в нее.

— Зачем, зачем Шоки это сделал? — прошептал я. — Почему он сам меня… ослепил?

Почему-то это меня волновало.

— Если бы он дал кинжал Ивону, тот постарался бы тебя убить, — вполголоса сказал Лэн. Уткнулся мне в грудь и заревел.

— Это из-за меня, все из-за меня, Данька… я должен был сказать.

— Тебя бы точно убили.

— Мне надо было сказать с самого начала! Я трус, это все из-за меня, я трус, Старший!

— Не бросайся такими словами, мальчик! — строго сказал Герт. — Ты не трус. Просто ты не создан для этой войны. Мы совершили когда-то ошибку, а расплачиваться приходится вам.

— Это ты помнишь солнце? — спросил я, положив руку Лэну на плечо. Тот всхлипывал уже тише. Почему-то его слезы меня успокоили. Я — по-прежнему Старший. Я должен быть сильнее. Я смогу!

— Да, мальчик. Я одни из последних, кто помнит Настоящий свет.

— Вот мы и встретились, как хотели, — сказал я. — Лэн, а где Котенок?

— Здесь я, — подал голос Котенок, и по звуку я решил, что он парит в воздухе надо мной. — Я пока молчал, потому что изучал ситуацию.

Голосок у него был серьезный, но довольно спокойный. И ко мне вернулась надежда.

— Котенок! Ты же смог тогда меня вылечить! Помнишь?

Котенок молчал, зато Герт изменившимся голосом произнес:

— Мне не кажется? Ты разговариваешь?

— То, что я свечусь, тебе тоже не кажется, — отрезал Котенок. — Данька, я не смогу тебе помочь. Сейчас — не смогу.

Я вздохнул и подумал, как здорово было бы исцелиться, и снова посмотреть в лицо Ивону и Шоки, и вернуться в дом Лэна, и устроить там охоту с подушками на Солнечного котенка… Как-то само собой я опять заплакал.

— У меня не хватает сил, — извиняющимся голосом сказал Котенок. — Мне бы чуть-чуть света, Настоящего, и я бы тебя вылечил. Прости.

— А потом, когда найдем свет, сможешь? — с надеждой спросил я. Котенок заерзал, опускаясь на постель рядом со мной. Похоже, он не летал, откуда у него силы-то на полет, его держал в руках Герт. Вот всегда я теперь буду обманываться…

— Ответь! — потребовал я.

— Если немного времени пройдет, то вылечу.

Теперь настала моя очередь отмалчиваться. А Герт тяжело прошел по комнате и начал рыться в каком-то шкафу — я слышал, как скрипнула дверца, зашумели передвигаемые предметы…

— Данька, ты меня простишь? — спросил Лэн.

— Перестань, Младший, — попросил я. — Мы же партнеры.

— Эй, ребятки, если я не ошибаюсь, нужен Настоящий свет?

Я почувствовал, как встрепенулся Котенок, поворачиваясь на голос Герта.

— Да, чтобы спасти Даньку. Ну и мне бы чуточку не мешало.

— Я понимаю, что вы издалека, но ты-то, Лэн, наш, — продолжил Герт. — Я был Младшим у твоего прадеда. Тогда все только начиналось, дружок… Ты ведь слышал о Солнечном камне.

— Это сказка, — дрогнувшим голосом произнес Лэн. — Я так думал.

— Сказка… Мгла тогда была нестойкой. Временами солнце появлялось, и Солнечные камни, что добывали в наших горах, копили его свет.

— За столько-то лет они давно перестали светиться, — слабо возразил Лэн. Я понял, что он боится надеяться.

— Если положить камень в темноту — то да. А вот если спрятать его в шкатулку из зеркал, чтобы свет возвращался обратно… Что надо сделать?

— Положи шкатулку на кровать и открой, — велел Котенок.

И через мгновение я почувствовал на своем лице свет. Теплый, ласковый солнечный свет… Котенок замурлыкал.

— Зачем он лижет камень? — удивленно спросил Герт. И Лэн ему ответил:

— Он питается Настоящим светом. Ему нужно набраться сил… Так?

— Не мешайте, — буркнул Котенок. — Долго он будет светиться?

— Минут пять, камень-то маленький, — ответил Герт. — Хватит?

— Посмотрим, — окрепшим голосом сказал котенок.

Я лежал и ждал. А Герт тихо говорил, не то мне, не то Лэну:

— Мы тогда решили, что если не сможем победить, так хоть перед смертью увидим Настоящий свет. Не думай, я умирать не собираюсь. Я не суеверный…

Потом Котенок, ступая лапками мне по лицу, склонился над моими глазами. Пренебрежительно произнес:

— Какая дикость… Мазь из наркотиков и трав. Лежи тихо, Данька, будет больно.

И его язычок, маленький и шершавый, принялся вылизывать мне глаза. Это длилось долго, но было совсем не больно, только чуть-чуть щипало. А Лэн с Гертом молчали, как зачарованные.

— Вот, — сказал наконец Котенок. — Вроде кончил. Не знаю, что получилось, я не доктор. Но видеть сможешь.

— Так я не вижу! — крикнул я так громко, что Котенок подпрыгнул на мне и заорал в ответ:

— Веки подыми, глупый мальчишка!

И я открыл глаза.

Котенок смотрел на меня, и я понял, какие добрые у него глаза, добрые и виноватые. Мех у Котенка светился ярко, как раньше. Мордочка была перепачкана целебной мазью и еще чем-то.

Потом я посмотрел на Герта. Он и вправду был старым, лет шестьдесят или семьдесят. Я здесь еще таких стариков не видел. Седой, морщинистый, в старой застиранной рубашке, но с галстуком, как у Старших Крылатых. Герт выглядел порядком смущенным.

А Лэн смотрел на меня и тихо плакал. По инерции. Я знал, что он сейчас улыбнется и скажет: «Старший, все в порядке!»

— Старший, все в порядке!

Я кивнул и сказал:

— Уже понял. Все как раньше, да?

— Да. — Лэн неуверенно пожал плечами, и опять я угадал его слова: — Только… у тебя глаза немного светятся.

— Жуть какая, — прошептал я, вздрогнув. — Котенок, правда?

— Глупые вы все, — умываясь, сказал Котенок. — Посмотри на хорошую картину — и увидишь, что глаза у людей могут светиться. Посмотри на того, кто тебя любит. Посмотри на ребенка или на старика. Это свет, который в тебе. У кого-то он виден всегда, а некоторые его гасят всю жизнь. Глупые вы мальчишки…

Я посмотрел на Лэна и почти честно сказал:

— У тебя тоже светятся.

— Это они твои отражают, — нашелся Лэн, встал и принялся вытирать с лица остатки слез. Он, похоже, ревел без перерыва все время после того, что со мной случилось. И когда со мной говорил, ревел, только беззвучно.

— Ничего не понимаю. — Герт покачал головой. — У мальчика были выколоты глаза, ему ничего не могло помочь. И камень-то я отдал просто на всякий случай… Вы волшебник?

— Значит, к простым котятам можно и на ты, — скандальным голосом заявил Котенок. — А к волшебным на всякий случай будем обращаться вежливо… Чего уж там. Не надо.

— Между прочим, я отдал тебе самое дорогое, что у меня было, — серьезно сказал Герт. И Котенок сразу перестал ехидничать.

— Извините, я понимаю. Это так, я еще маленький, иногда веду себя плохо.

Герт, которому этого явно хотелось, протянул руку и посадил Котенка себе на колени. Тот, смущенный, не стал возмущаться. Лишь буркнул:

— Мурлыкать не буду, не надейтесь… Или на ты?

— На ты.

— А ты ничего, нормальный, — хамовато сказал Котенок и повернулся ко мне:

— Данька, пройдись по комнате, погляди по сторонам. Убедись, что все в порядке, пока у меня есть силы что-нибудь исправить.

Я встал, оделся (Лэн принес мне одежду, такую же, как и у него, шорты и футболку), прошелся по комнате. Все было в порядке. Видел я как и раньше, даже…

Даже лучше. Я глянул на платяной шкаф в углу комнаты и непонятно как увидел, что в нем висит. Сквозь закрытую дверцу!

— Герт, у тебя в шкафу два костюма, много женских платьев, штук десять твоих рубашек, Крыло для Старшего и пара галстуков. Точно?

— Закрой дверцу, негодный мальчишка, — не поворачиваясь сказал Герт. А Лэн, который видел, что я ее и не открывал, захлопал глазами.

— Я стал видеть сквозь дерево, — почти не удивляясь, сказал я. Котенок выгнул спину дугой, взъерошился и тревожно сообщил:

— Этого я и боялся. Перестарался, похоже… Тебе сильно мешает такое, Данька?

— Ничего не мешает, — возмутился я. — Наоборот… Герт, а к твоему дому идет какая-то старая женщина в синем платье.

— Это моя старуха, — обреченно сказал Герт. — Сейчас все и начнется…

Он завертел головой. Похоже, эта новость подействовала на него сильнее, чем мои удивительные способности:

— Я же клялся, что вымою пол… Свет! Все из головы вылетело. Смотреть на него было немножко смешно. Я представил, как этот старикан, засучив рукава, елозит тряпкой по полу, и хихикнул. Лэн тоже, по моему, просто за компанию. Лишь Котенок сохранял озабоченность:

— Данька, так ты уже и сквозь стены видишь? Они же каменные!

— Сквозь стены не вижу, — признался я. — Сквозь деревянные ставни и уторы — пожалуйста.

— Ты в порядке?

— Да я как новенький! — крикнул я и подпрыгнул в доказательство. Как раз в тот момент, когда старушка зашла в дом.

Вначале она просто покачала головой. Потом наморщила лоб, глядя на меня и пытаясь что-то сообразить.

— Кэя, я не успел убрать, тут такое получилось, — засуетился Герт. Смешно: взрослый, даже старый человек, а оправдывается, как мальчишка.

— Герт, я знала, что ты взялся ухаживать за мальчиком, которого ослепили, — медленно сказала старушка. — Но теперь мне кажется… Ты видишь?

— Да, — виновато признался я.

Старушка вдруг просияла и всплеснула руками:

— Герт! Шоки все-таки схитрил? Да?

Мы молчали.

— Я знала, что наш внук не сделает такого, — с облегчением сказала старушка. — И чего я, дура, в нем сомневалась?

— Будем считать, что так и было, — меланхолично предложил Котенок. — Неплохая версия.

— Ты разговариваешь? — ахнула старушка.

— С такой милой женщиной заговорит даже маленькая серая мышка, — заявил Котенок галантно. Похоже, этот дикий комплимент вернул Кэе самообладание. Она покачала головой, подошла к Котенку, подозрительно посмотрела на него, потом на Лэна.

— Это не он, — подсказал Котенок.

— Это не я, — замотал головой Лэн.

— Отлично. — К старушке вернулось самообладание. — Ты Младший в паре, не так ли? Значит, картошку чистить умеешь. Пойдем.

И она чуть ли не уволокла Лэна за собой.

— Это у нее всегда так называется — «картошку чистить», — заявил Герт, усаживаясь в мягкое кресло у камина. — Скорее ему придется месить тесто для пирога… Данька, если уж с тобой все в порядке… Ты не подашь мне трубку и кисет? Они на столе.

— Вижу, — с удовольствием сказал я.

Герт принялся набивать трубку, поглядывая на нас с Котенком. Тот улегся перед ним на пол. Я подумал и сел рядом на корточки.

— И что вы хотите узнать? — полюбопытствовал Герт.

— Как вы потеряли солнце, — твердо сказал Котенок. — Ты расскажешь?

Герт вздохнул.

— Расскажу… Мы его продали.

— Что? — завопил я.

— Продали, — повторил Герт. — Каждый в отдельности и все вместе. Тогда торговцы впервые пришли к нам, у них было много удивительных вещей… — Герт вздохнул. — А у нас мало что оказалось им нужным. Пшеница, фрукты, мечи — все это их не интересовало. Мы жили просто, а нам так хотелось жить красиво. Я был таким, как ты Данька, и помню, как мать смотрела на украшения и ткани, которых никогда не было у нас. А отцу очень понравился меч, рассекающий камень и железо, как воск. Он был воином.

Герт зажег трубку, вдохнул дымок и продолжил:

— И вот однажды мама вернулась от торговцев со всем, что хотела иметь. Она продала ту часть солнца, что светила для нее. Теперь она всегда ходила в полутьме, на ней лежал сумрак. Но ей он совсем не мешал, да и я тогда не испугался. А в небе появилась маленькая серая тучка — она всегда закрывала маму от солнца. И тучек таких становилось все больше и больше. Зато у нас появились яркие лампы в домах, и горячая вода в ваннах, и хорошее оружие, и вкусная еда, которой не было раньше. Кто-то потребовал от торговцев, чтобы его кормили всю жизнь — и те стали исправно возить пищу. Это было так просто — продать чуть-чуть света и жить после этого в сытости и спокойствии. Люди ходили по улицам, как серые тени, и последние пятнышки света прыгали вокруг них, уворачиваясь от тьмы. Не всех соблазнил еда и тряпки, но и для самых несговорчивых нашелся свой товар. И они продали свет. За умные книги, которые мечтали прочитать, за красивые слова, которые научились говорить, за новые песни, которые так приятно было слушать.

Многие стали продавать свет своих маленьких детей — те еще не могли с ними спорить. И небо затянулось серой мглой, что расступалась все реже и реже. А в самых темных местах стали появляться башни, где жили Летящие. Они нападали на нас и похищали людей, которые тоже становились Летящими. Мы попросили у торговцев Крылья — у нас уже не осталось света, которым можно было торговать, но надо было бороться. И они предложили самым сильным мужчинам наняться к ним — в охрану. У нас не было выбора. Вот только Крылья поднимали лишь детей — взрослых они не выдерживали. Так все и закончилось. Мрак сомкнулся, когда все мы продали свой свет. Подростки разделились на Старших и Младших и стали охранять города от Летящих. Взрослые нанимались к торговцам, чтобы прокормить свои семьи. Лишь немногие, — Герт грустно улыбнулся, — доживали в городах до старости. Мы привыкли так жить.

— Вы продали свет, и ваше солнце перестало светить, — зло сказал Котенок. — Солнце светит для людей, и если те выбирают тьму…

Котенок зашипел и начал яростно умываться.

— Солнечный котенок, так что же, у них не осталось надежды? — шепотом спросил я. — Свет не вернется? Если они исправятся, пообещают…

Герт вздохнул.

— Мы пробовали. Мы просили прощения у солнца, мы убивали Летящих, мы жгли костры, стараясь разогнать мрак… И торговцев мы просили выкупить свет обратно. Но те сказал, что свет давно уже куплен у них и покупатель не хочет продать его обратно.

— И этот покупатель — повелитель Летящих, — подытожил Котенок.

— Мы думаем так, — согласился Герт.

Котенок нервно заходил по комнате.

— Я видел его башню, — наконец сказал он. — Там тьма. Не знаю, не знаю… Разве что свет спрятан в самых глубоких подвалах… Вряд ли все так просто, Герт.

— Что мы будем делать? — спросил я. Котенок покосился на меня:

— Решай сам. У меня сейчас есть немного силенок. Я, наверное, смог бы открыть ту дверь.

— Смог бы? — Я вскочил, взял Котенка на руки. — Мы вернемся домой?

— Я тебя верну, — пообещал Котенок.

— А сам?

— Солнечные котята не бросают в беде мир без солнца.

— Знаешь, я тоже не бросаю в беде друзей! — разозлился я. — А потом, когда победим, сможешь вернуть меня?

— Конечно.

Герт задумчиво смотрел на нас, забыв о своей погасшей трубке. Потом спросил:

— Если я правильно понял… Там, откуда вы родом, есть Свет?

— Полным-полно! — гордо сказал Котенок. — Там его еще не продали… надеюсь.

— Но вы собираетесь помочь нам?

— Попробуем, — скромно заявил Котенок. — Я кое-что умею, и Данька оказался не самым глупым в мире мальчишкой.

В этот момент из кухни вернулся Лэн. Перепачканный мукой, хмурый, но гордый.

— Я заслужил лишний кусок пирога, — гордо заявил он, усаживаясь за стол. — Все согласны?

Мы не спорили. Тем более что пирог оказался огромным и очень вкусным, с земляничным вареньем. Куски мы, конечно, не считали, но когда остался последний, Кэя осторожно завернула его в бумагу и убрала.

— Это… внуку, — смущенно глядя на меня, пояснил Герт. — Данька, ты не будешь мстить? Ведь правда?

Я молчал. Все ждали моих слов — и Герт, и Кэя, которой, наверно, Лэн рассказал, как все было на самом деле.

— Подожду, пока станем взрослыми, — пообещал я. — И набью ему морду… первым подходящим утром.

Котенок мрачно смотрел на меня.

— Если не попросит прощения, — неохотно добавил я.

Герт протянул руку и потрепал меня по голове.

— Ты хороший мальчик, Данька, — ласково сказал он. — Что бы ни случилось — тьме тебя не коснуться.

От такого комплимента я засмущался и начал торопить Лэна идти домой. Перед дверью Герт остановил меня и дал узкую черную ленту.

— Не стоит Крылатым видеть твои глаза. А то они решат повторить наказание. Проделаем дырочки, и…

— Не надо дырочки, — сказал я, завязывая лентой глаза. — Это ведь просто материя. Спасибо, Герт. Спасибо, Кэя. Пирог был отличный!

И мы пошли к себе домой. Котенка я держал на руках, а Лэн придерживал меня за плечо, словно я по-прежнему был слепым. На улицах оказалось много народу, видно, время еще было раннее. Я шел и видел лица встречных. Некоторые, особенно Старшие Крылатые, улыбались. Таких было немного, очень немного. Но они были.